от которого зависела его жизнь. Наверное, он уже задал этот последний вопрос, и Интегратор отвечает на него прямо сейчас.

«Как мне убить Эда Хардинга?»

Неудивительно, что холм рассмеялся.

Дорожка плавно убегала под неподвижными ногами. Призрак здания плавно ехал к Хардингу. Тернер высунулся из окна, с тревогой глядя на него. Хардинг заставил ноги двигаться, до последнего растягивая иллюзию. Рука толстяка дрожала на рычаге. Он почуял какой-то подвох, но пока еще не мог понять, в чем дело.

— Джордж! — с отчаянием произнес Хардинг, прикрывая рот ладонью, чтобы Тернер не увидел, как беззвучно шевелятся его губы. — Послушай! Я уже почти пришел! Ты видишь?

Холм опять засмеялся тем же леденящим смехом.

Конечно, Мэйолл ничего не сделал — пока. Оставалось еще несколько секунд, и, пока Тернер жив, Хардинг должен находиться в этом мираже, как в клетке. Он не решался разрушить иллюзию, пока она могла отвлечь Тернера еще хотя бы на несколько мгновений. Но пока Хардинг шагал в своей ловушке, интегратор предложил Мэйоллу такой ответ, который поможет ему навсегда избавиться от соперника.

— Джордж! — отчаянно закричал Хардинг. — Джордж, смотри. — И с бесшабашной решимостью он выхватил пистолет из кобуры на поясе.

Холм опять засмеялся леденящим смехом.

— Ты не можешь меня пристрелить, — сказал Хардингу остров. — Мне осталось всего полминуты и…

— Я не стану в тебя стрелять, — отвечал Хардинг, прицеливаясь. — Джордж, если ты не будешь смотреть, мы погибнем! Джордж, я хочу выстрелить в Тернера!

Призрак Тернера беззвучно закричал — в окне прямо над головой Хардинга. Этому призраку казалось, что и человек внизу, и пистолет в его руке жутко реальны. Тернер неловко попятился, артикулируя слова, которые никак не звучали.

Толстая рука сомкнулась на рычаге.

Рычаг двинулся.

— Джордж!

— Хорошо! — резко ответил Мэйолл с другой стороны холма.

Воздух начал наполняться странным поющим звуком, который имел такую частоту, что слухом никак не воспринимался, только в ушах кололо и зудело.

Хардинг понял, что это. Команда и Интегратор, работая как одно крепко спаянное целое, отдавали все свои совместные усилия для того, чтобы блокировать включенное Тернером излучение, частота которого медленно понижалась до взрывоопасного значения. Мэйоллу, его команде и его Интегратору понадобится вся концентрация — хотя бы на несколько секунд.

И Хардингу придется действовать в эти несколько секунд.

«Если я когда-либо могу убить Мэйолла, то это надо сделать сейчас!» — подумал он.

В окне над собой он увидел, как под рукой Тернера опускается смертоносный рычаг. Пока объединенная команда понижала частоту невидимого луча, Хардинг был в безопасности — и только на это время. Потом все их внимание будет целиком сосредоточено на проблеме устранения Хардинга.

Мираж перед Хардингом был совершенно реален, но он-то знал, что это мираж. Знал, что там, где, как казалось, под солнцем растянулись пологие холмы и изумрудное море, на самом деле висит металлическая сетка, за ней — стальная стена, легко пробиваемая пулями, а за стеной — Джордж Мэйолл.

Хардинг прицелился в ту точку на стене, где, как он знал, должен сидеть Мэйолл. Даже если Мэйолл сейчас за ним наблюдает, он не сможет сдвинуться со своего места. Ему надо быть полностью сосредоточенным на экране и на Интеграторе. Если Хардинг сможет выстрелить, то он победил.

Если сможет выстрелить.

До этого момента он не пытался убить Мэйолла сознательно. Он знал силу внушения, которое запрещало ему стрелять, и не хотел множить неудачные попытки перед тем, как сделать последнюю. Но теперь момент настал.

Он подумал: «Я же стреляю в никуда. И передо мной ничего нет. Только воздух. Пуля пролетит мимо угла дома, перелетит через холм и упадет в океан, где и пропадет. Нет передо мной никакой сетки. Нет стены. Нет Джорджа Мэйолла. Я стреляю в воздух…»

Револьвер стал частью его самого, продолжением его вытянутой руки. И новое нервное соединение должно было послать сигнал от согнутого пальца к спусковому крючку, лежащему под ним. Хардинг сам стал пистолетом.

И пистолет отреагировал на условный рефлекс так же, как и рука. Пистолету стало больно.

Сенсорные галлюцинации давно известны. У пистолета была воображаемая жизнь, единая с жизнью стрелка, а психогенная боль — насколько она реальна? Хардинг понимал, что испытывает воображаемую боль — острую, становившуюся все сильнее. Но ему было очень больно. Распространяясь от дула пистолета, боль прошила сталь, ладонь, руку до плеча, заставляя мускулы сжиматься так, что пистолет задрожал. И Хардинг вдруг испугался. Симбиоз стал пугающе полным. «Смогу ли я бросить пистолет, когда придет время?»

Он сделал еще одно отчаянное усилие нажать на спусковой крючок. Все мускулы словно парализовало. На миг полная неподвижность охватила его всего. И в этот миг ему пришлось бороться с жутким ощущением, будто разум, которым он поделился с пистолетом, оказался этим пистолетом захвачен. Инструмент взял верх над мастером, слился с ним и теперь никогда не отпустит.

И тут каждый мускул от плеча и ниже ослаб. Рука беспомощно повисла. Хардинг не мог ничего сделать. Не мог убить Мэйолла. И какое-то время чувствовал только радость.

* * *

Хардинг увидел, как Тернер в окне над ним внезапно замер у рычага. Его мускулы оказались парализованы на середине движения. Он увидел, как краснеет затылок толстяка — воздух застрял в его остановившихся легких. Это означало, что частота падала и команда была полностью этим поглощена. Через несколько секунд они победят… или проиграют. Если проиграют, Хардинг, наверное, никогда об этом не узнает. Если победят, то совсем скоро Мэйолл будет иметь решение и по второй своей проблеме.

Но и у Хардинга должен быть шанс. Если бы он мог подслушать ответ…

Непослушная рука снова стала абсолютно послушной, когда он послал мысленный импульс уложить пистолет в кобуру. Потирая застывшие мускулы, Хардинг кинулся на иллюзию солнечного дня и разодрал мир на части, словно раскрашенный занавес.

Голубой воздух и изумрудное море подались в стороны, чтобы пропустить его.

Экран на стене в комнате все еще показывал замершего Тернера, который стоял спиной к экрану, а его шея стала уже багровой. Наверное, он уже мертв.

Хардинг поспешно пересек комнату, положил руку на пластину замка. Открываясь, дверь скользнула в сторону.

И Хардинг шагнул в маленькую комнату с темными металлическими стенами, и все кончилось так же, как и началось, — изображением на экране.

Мэйолл сидел спиной к двери, подавшись вперед, держа ладони на панели управления. Он пристально вглядывался в трехмерный экран, с которого на него смотрел Сборный образ, состоявший из его собственных черт и черт его инструмента.

Образ был и прекрасный, и